Столица: Осло
Территория: 385 186 км2
Население: 4 937 000 чел.
Язык: норвежский
История Норвегии
Норвегия сегодня
Эстланн (Østlandet)
Сёрланн (Sørlandet)
Вестланн (Vestandet)
Трёнделаг (Trøndelag)
Нур-Норге (Nord-Norge)
Туристу на заметку
Фотографии Норвегии
Библиотека
Ссылки
Статьи

на правах рекламы

https://svem.ru/

Глава 38. Воскресение

Весь мир неотрывно смотрел на север, в море тумана. Первую неделю говорили: они скоро вернутся. Им попросту нужно несколько лишних дней для проведения научных исследований. Руал Амундсен не из тех, кто легкомыслен в работе. Как долго он пробыл на Южном полюсе?!

Через четырнадцать дней «Фарм» и «Хобби» начнут курсировать вдоль кромки паковых льдов к северу от Свалбарда. Через три недели надежда на возвращение экспедиции по воздуху улетучилась. Теперь единственным шансом был мыс Колумбия — они определенно направляются на лыжах в Гренландию. Но там никто их не встретит. Пришла пора высылать спасательную экспедицию. В Норвегии, Европе и США составляют планы. Чем меньше надежда, тем больше планов.

Миру предстояло пережить сюрприз.

Перелет из царства смерти занял восемь часов тридцать пять минут. Нестерпимое напряжение. Сажать машину нельзя и, прежде чем баки опустеют, необходимо добраться до земли. Жизненно важные штурманские функции выполнял Дитриксон. Уже в виду земли пришлось совершить вынужденную посадку, из-за проблем с управлением. Но внизу была открытая вода, и последние двадцать пять километров самолет одолел вплавь — при довольно сильном волнении добрался до мыса Нордкап, оконечности Северо-Восточной Земли.

Едва шестерка высадилась на сушу, как среди безлюдья затарахтел мотор промысловой шхуны «Шёлив» («Морская жизнь»). «15 июня навсегда останется для меня праздником, днем горячей благодарности Господу, который так хорошо все для нас устроил», — пишет Руал Амундсен в дневнике, когда замкнулось последнее звено в чудесной цепочке счастливых обстоятельств.

N-25 зачалили в проливе Франклина, а «Шёлив», пожертвовав промыслом, приняла на борт бесценный груз и взяла курс на Кингсбей. «Проходя мимо бухты Вирго, мы подняли все свои флаги, и маленькая "Морская жизнь" принарядилась, — пишет полярник в окончательном отчете1. — Нам хотелось почтить память человека, который впервые пытался проникнуть в области Ледовитого океана по воздуху, — Саломона Августа Андрэ. Есть ли еще кто в мире, кто мог бы почтить его память с большим правом, нежели мы шестеро, стоявшие на палубе нашего судна и смотревшие на то место, откуда он в 1897 году предпринял свой отважный полет? Я не думаю. Мы приспустили флаг и пошли дальше».

Выбрав для первой своей экспедиции Северо-Западный проход, Руал Амундсен хотел завершить предприятие, начатое идеалом его детства — сэром Джоном Франклином. Подвиг старости он посвятил инженеру Андрэ. Теперь надлежало довести до конца его одиссею. И англичанин, и швед бросили вызов судьбе. Оба они погибли. Не смерть ли хотел победить Руал Амундсен? Если так, то на этот раз он был очень близок к цели.

В час ночи 18 июня 1925 года невзрачная промысловая шхуна входит в бухту Кингсбей. У пристани стоят экспедиционное судно «Хобби» и военный корабль «Хеймдал», а также два рекогносцировочных гидроплана. Суда под парами, уже этой ночью они пойдут на север искать пропавших. На набережной толпятся немногочисленные любопытные шахтеры. А от поселка к морю спускаются остававшиеся здесь члены экспедиции Руала Амундсена и офицеры «Хеймдала». Они совещались в директорском доме, обсуждали перспективы. Все последние недели на повестке дня был только один вопрос. Они долго боролись с сомнениями, пытались зажечь новые надежды. Но сейчас вера покинула их.

На носу промысловой шхуны, скользящей к берегу, стоят шестеро бородатых мужчин. Приветственно машут руками. Но никто не обращает на них внимания. Все взгляды прикованы к судам, которые выйдут на поиски, и к двум гидропланам. В Кингсбее не было самолетов, с тех пор как... Внезапно кто-то узнаёт Руала Амундсена. На берегу слышны громкие крики. Амундсен вернулся! Он воскрес.

Случилось чудо. Люди не верили своим глазам. Всем нужно было до них дотронуться. Да, это они. Вернулись.

Но вернулись из другого мира.

Возле директорского жилья угощают сигарами. Начпрод Цапфе держал их наготове. В ящике шесть штук. Каждому по одной. И вот победители курят сигары, как Руал Амундсен и его товарищи курили их на Южном полюсе. Щелкают фотоаппараты. Но когда снимки проявляют, они совсем не похожи на те, что без малого четырнадцать лет назад сделал Улав Бьоланн; они похожи на сделанные там же, только автоматической камерой капитана Скотта. Все шестеро отмечены смертью. Наверно, так выглядели бы Роберт Скотт и его товарищи, если б им сопутствовала удача и они добрались до своих сигар на базе Эванс. Глаза сверкали на бородатых грязных лицах, однако лишь огоньки сигар говорили о блистательном триумфе.

Зато в доме чувства находят ярчайшее выражение. Собравшиеся члены экспедиции, морские офицеры, шахтеры и моряки вдруг запевают — не псалом, который как будто бы напрашивается сам собой, а гимн во славу отечества. «Трудно было сдержаться», — записывает Руал Амундсен в дневнике. А потом можно и приступить к рассказам.

На этот раз Руалу Амундсену есть что рассказать. Танцев на льду не было, только борьба за выживание, полярная повесть в духе британских историй о бедствиях Франклина, Шеклтона и Скотта. Речь шла не о рационах и дневных переходах — не как в саге о Южном полюсе. Даже о Северном полюсе не упоминалось. (А они вообще были там?) Это от начала и до конца человеческая драма, разыгравшаяся по ту сторону крайнего предела бытия, на территории смерти. Победа заключалась не в математической точке, но в самой жизни.

Наутро в эфир уходят пять тысяч слов. 19 июня первые полосы всех газет освобождают для публикации сенсационных новостей. Скоро на радиостанцию Ню-Олесунна обрушиваются сотни депеш. И среди несчетного множества других шлют полярнику привет три женщины. Сигг из Осло: «Ура, поздравляю». Кисс из Лондона: «Вне себя от радости». И Бесс из Нома: «Твое здоровье!»

Однако их ждет и печальная весть. Из Италии. 2 июня на флорентийской вилле Пальмьери скончался Джеймс У. Элсуорт — человек, финансировавший гидропланы. Он так и предсказывал. Цена победы уплачена. Старик Элсуорт не увидел, как его сын курит победную сигару.

25 июня экспедиция покинула Кингсбей, под звуки духового оркестра, под гром салюта, при спущенных флагах. Участники перелета и гидроплан разместились на борту большого парохода «Албр. В. Сельмер».

Второй раз за свою долгую героическую карьеру (первый был после преодоления Северо-Западного прохода) Руал Амундсен возвращается на родину так, как надо. Триумфальное плавание вдоль берегов Норвегии пробудило воспоминания о «Фраме» и благословенном пути викингского конунга Фритьофа Нансена из Тромсё в Христианию в 1896 году. На сей раз отечество уже заранее настроилось на торжественный лад — первый премьер-министр независимой Норвегии Кристиан Микельсен только что скончался и был похоронен за два дня до прибытия участников перелета в столицу.

«Веселенькая перспектива!» — записывает Начальник в дневнике, получив с юга сообщение об ожидающем их торжественном приеме. После чествований на побережье герои прибывают в морской порт Хортен и покидают пароход. Наутро они самолетом отправятся в Осло. Первый и единственный раз Руал Амундсен возвращается домой на собственном транспорте. «Йоа» закончила свое плавание в одном из парков Сан-Франциско. (Только на столетний юбилей полярника остатки яхты перевезли в Осло.) «Фрам» вернулся в Норвегию незаметно, как бы украдкой. Неудачница «Мод» пока что не добралась до своей гавани на Аляске. Но в этот единственный раз Руал Амундсен, покоритель льдов, возвращается домой на собственном крылатом корабле, во главе своих людей.

«Наконец эта рокочущая громадина — N-25 — подлетает с юга, в сопровождении военно-морских гидропланов, — сообщает одна из газет праздничным воскресным утром 5 июля 1925 года. — Широкими кругами исполинская птица кружит над столицей. Сверху весь город, наверно, похож на море флагов и машущих платков. Неподалеку от Хука Рисер-Ларсен сажает машину. Потом один из пропеллеров медленно приходит в движение, и гидроплан неторопливо скользит меж вереницами судов. На палубе военных кораблей стоят в парадном строю матросы и офицеры, а когда машина подходит к "Турденшёльду", оттуда и с Акерсхуса гремят 13 приветственных залпов, после чего глухим рыком отзываются орудия "Кюрасо"».

Публика в восторге и от рокота самолета, и от орудийного салюта. На следующий день адвокат Нансен в письме к своему обанкротившемуся клиенту так описывает увиденное: «Самая торжественная минута вчера настала, когда N-25 летел над городом, и мы увидели в нем людей, и пушки древнего Акерсхуса вновь грянули, приветствуя сынов отечества, как 29 лет назад они гремели в честь моего брата, и я, хоть мне уже 62 года, прослезился и, может быть, лучше, чем когда-либо прежде, понял тогда, чего стоит для Норвегии такой вот день».

На гребной шлюпке героев доставляют к Почетной пристани, где их ждет павильон славы. Во время краткого визита в Хортен трое лейтенантов, по инициативе Рисер-Ларсена, воспользовались случаем и сменили цивильное платье на мундиры. Тем самым частная армия полярника разом приобрела официальный характер. Простой гардеробной уловкой заместитель осуществил свой военный переворот. Похоже, Начальник не противодействовал потребности норвежца-лейтенанта выделиться. Когда годом позже тот же фокус провернет итальянский полковник, он воспримет это совершенно иначе.

После речей и патриотических песен триумфаторы — уже в конных экипажах — направляются в резиденцию Его величества, где их ожидают награды. Пятьдесят тысяч восторженных соотечественников с раннего утра на ногах, следят за торжествами, продолжающимися весь день. Между обедом в «Гранде» и ужином во Дворце полярник во время пышного праздника на острове Хуведё находит возможность приветствовать Ословскую рабочую партию. В этот незабываемый летний день Руал Амундсен снова выступил в давней роли Фритьофа Нансена: вигингский конунг объединяет народ, охваченный национальным порывом. «Принимали нас великолепно», — деловито записывает он в дневнике.

Полярник совершенно на все это не рассчитывал. Ведь экспедиция даже не достигла цели, они только спасли свою жизнь. Восторженной встречи никто из них не ожидал. Тем не менее именно сейчас Руал Амундсен по-настоящему был у цели. Народ прижал его к своей груди; весь мир воздавал ему почести. Людям нужна не географическая точка, не поправки в атласах — им нужна пища для фантазии. Нужны приключение, подвиг, мученичество — нужен он, полярник.

Руал Амундсен любил театральные эффекты. Но не их сущность. Всю жизнь он пытался скрыть то, что хотела видеть публика, — человеческую драму. А как раз она и сделала Роберта Скотта подлинным триумфатором в борьбе за Южный полюс.

Южный полюс Руал Амундсен покорил довольно легко, но при встрече с Северным полюсом он вынужден признать, что его возможности небеспредельны. «Мы сделали все, что могли, — заявил он во время ужина во Дворце, — а поскольку не могли сделать больше, я сказал (и не боюсь в этом признаться): мы свое сделали, пусть остальное довершит Бог». Полярник примирился с ограниченностью человека, стал ближе к Богу.

По прибытии в Осло Руалу Амундсену вручили письмо из Лондона. Впервые после вылета к Северному полюсу он сбивается на «ты» и придает экспедиционному дневнику приватный оттенок: «Бедняжка ты, бедняжка... настрадалась. Я так по тебе скучаю. Поскорее б тебя увидеть».

Кисс не прислала на Шпицберген прощальной телеграммы. Но исчезновение героя, отодвинувшее все на задний план, явно ее потрясло. На следующее утро она телеграфом шлет поцелуи в «Гранд-отель», где полярники бесплатно занимают половину этажа. «Спасибо за утренний поцелуй. Он был чудесный. Пришли еще. После долгого поста мучает жажда». Полярник возвращается в сферу земного.

Вечером 6 июля — бал в британском посольстве, в присутствии короля Хокона и королевы Мод. Национальный герой удостоен беседы с монархом. «Знаешь, — пишет он в дневнике, снова обращаясь к Кисс, — я думаю, именно он своими действиями привел всю страну в такой экстаз». В мире полярника за всем кто-то стоит: за чудом — Бог, за народом — король.

7 июля триумфатор наконец возвращается домой, в свартскугское конкурсное имение. «Здесь на берегу собралось человек 100 с цветами. На фьорде вокруг огромного Иванова костра десятка три разукрашенных лодок». Не прошло и девяти месяцев с тех пор, как он покинул это место позора. А теперь что ни день празднества и гулянья. Восторженные гости стучат в двери, увеселительные суда плывут мимо со спущенными флагами.

Близкие тоже собираются подле вернувшегося домой родича. Из Тронхейма приезжают в гости Трюгве Гудде с женой; из Осло к обеду — Роберт Маус. С Бюгдё пишет старая тетка Кисс, Каро Аструд, просит заехать с визитом, ведь у нее «плохо с ногой». От самой Кисс, у которой после крайне несвоевременной болезни гостит в Ли-Корте ее сестра Гудрун, письма и телеграммы идут в Ураниенборг непрерывным потоком.

Всё само плывет к нему в руки. Только пожинай плоды. «Дорнье-Валь» предлагает построить огромный аэроплан, который сможет совершить трансполярный перелет на Аляску. «Размах крыльев будет 47 метров! — восторженно пишет он в дневнике. — Гигант — и платить мне не придется. Наверно, приму это предложение». Полярник может взвесить все «за» и «против»; у него есть шанс набить себе цену.

20 июля он получает из Лондона телеграмму, которая наводит на размышления. «Стало быть, ты думаешь приехать через год? Хорошо бы, но ты знаешь, я не обольщаюсь надеждами на сей счет». В дневниковой записи сквозит непривычное здравомыслие, почти скептицизм. Может быть, она уже не абсолютно единственная? «Нынче здесь сплошной поток гостей — американцы и другие».

Сразу после возвращения домой Руал Амундсен стал объектом пристального внимания богатой француженки мадам Эрио, которая как раз находилась в норвежских водах на своей экстравагантной роскошной яхте. «Господи, что же она во мне видит? — спрашивает полярник в дневнике, с надлежащей скромностью. — Молодая, красивая, богатая. Вполне ведь могла бы найти кого-нибудь получше!» Тем не менее седеющий герой более чем расположен встречаться с нею и во французском посольстве, и в Свартскуге, и на борту «чудесной яхты». Пожалуй, не так уж и удивительно, если Киcc чувствует угрозу своим позициям, она-то сидит в своей сельской идиллии, далеко от центра событий.

В эти жаркие летние дни празднества следуют одно за другим: обеды и ужины в зарубежных посольствах, в «Гранде» и в королевской резиденции вперемежку с освежающими морскими купаниями. 23-го полярник шлет «родственникам» — Маусам и Гудде — извинительное письмо: приехать к ним он не смог. «Должен был поехать на совещание. Вернулся в 6 вечера и получил 2 твоих письма — от 17-го и от 20-го. Спасибо, девочка моя. Ты говоришь, что через год будешь готова. Что ты имеешь в виду? Приедешь сюда? Дай мне знать». Опять непривычные нотки. Она повторяет свои заманчивые посулы; он требует четких ответов. Что-то назревает — в Ли-Корте и в Ураниенборге.

Параллельно происходят важные события, связанные с Северным полюсом. В субботу 25 июля во вселенной полярника появляется новое лицо: «Нынче в Осло приехал итальянский конструктор дирижаблей Нобиле2 и во второй половине дня вместе с Р.-Л. был здесь. Подробнее об этом позже». У полярника мало времени. Дирижабль пока подождет. Ровно в пять сигналит автомобиль. Прислал его барон Ведель-Ярлсберг, чтобы доставить триумфатора в усадьбу на Скёугуме. Там будет петь великая Нелли Мельба3, причем одно произведение исполнит специально для него. И он выберет «Home, Sweet Home»4. «Пока я жив, — пишет об этом вечере хозяин дома в своих мемуарах, — я никогда не забуду дивное пение в сумерках и глубокую растроганность Амундсена».

За полчаса до полуночи он вновь в салонах конкурсного свартскугского имения. «Чудесно!» — записывает он в дневнике. И идет спать.

Наутро жара сменяется проливным дождем. Приходит письмо из Лондона, от Гудрун Маус. Больше ничего.

Во вторник 28 июля в Ураниенборге опять важные гости: «Утром приехали Нобиле, Рестад, Р.-Л. и Омдал. Обсуждался план совершить в будущем году перелет на дирижабле. Обойдется это примерно в 2 миллиона крон. Погода весь день была отличная».

Выбирая между гигантским аэропланом компании «Дорнье-Валь» и дирижаблем полковника Нобиле, Руал Амундсен отдает предпочтение последнему. Еще в апреле 1924 года он и его агент Хаммер встречались с Нобиле и совершили пробный полет на новейшем дирижабле. Кроме того, во время американского турне он обсуждал возможности перелета с немецким экспертом по цеппелинам д-ром Эккенером. Ни сам Начальник, ни его заместитель Рисер-Ларсен не сомневались, что дирижабль — оптимальный воздушный корабль для перелета Свалбард—Аляска. Казалось, лишь экономические проблемы могут остановить подобное предприятие.

Вскоре после возвращения на родину, еще до встречи с представителями «Дорнье-Валь», Амундсен телеграфировал в Италию полковнику Нобиле и пригласил его на секретные переговоры в Осло. Когда полярник довольно быстро решает отказаться от недорогого немецкого самолета в пользу итальянца, это связано, пожалуй, не столько с преимуществами дирижабля, сколько с фактором времени, которому Руал Амундсен зачастую придавал большее значение, чем финансам и надежности. Гигантский самолет еще предстояло построить, а дирижабль можно было всего лишь модифицировать. Если форсировать работы, то, как считал полярник, можно попытаться совершить перелет уже летом 1926 года. Для человека, который хотел — пока не поздно — открыть мир, годичный срок мог сыграть решающую роль.

На данный момент складывалось впечатление, что самым опасным конкурентом Амундсена станет, возможно, не кто-нибудь, но сам Фритьоф Нансен. Еще осенью 1924 года немец Брунс обнародовал планы международной экспедиции на дирижабле под руководством норвежца. Нансен тогда сказал, что твердо верит в возможности использования дирижабля для метеорологических, океанографических и географических исследований. Правда, старт мог состояться самое раннее летом 1927 года, поскольку дирижабль пока не существовал, а деловой мир занимался совсем другими вещами.

Для Руала Амундсена было бы невыносимо увидеть Фритьофа Нансена, старого лыжника и погонщика собак, в свободном полете над Ледовитым океаном. Воздушная стихия принадлежала ему, Руалу Амундсену. Только на самолете он сумел оторваться от старого наставника и открыть в полярных исследованиях новую, свою собственную, эру. Меньше всего он хотел, чтобы его вновь накрыла исполинская тень Фритьофа Нансена. И в ту минуту, когда получил нерешительное согласие полковника Нобиле на рискованный старт в 1926 году, он более не страшился неповоротливой международной затеи Нансена.

Руал Амундсен садится за новую книгу — «Полет до 88° северной широты». Пишет по две-три тысячи слов в день. В конце месяца отмечает, что написал уже «около 10 тысяч слов, а нужно 30 тысяч — стало быть, вперед...». Скоро в свартскугском писательском доме водворяется и лирик-лейтенант Рисер-Ларсен. Начальник не намерен мотыжить слова в одиночку.

В среду 5 августа он едет по делам в город. Просматривает новые диапозитивы и решает, что премьера нового доклада может состояться в Национальном театре уже через неделю. Кроме того, полярник беседует со своим издателем и заручается обещанием экспедиционного журналиста Фредрика Рамма дополнительно написать для этой книги 15 тысяч слов. Скоро, пожалуй, закапают денежки.

Но в эту хлопотливую солнечную среду происходит кое-что еще. «Получил от К. телеграмму, в субботу она выезжает». Выезжает! Через несколько дней будет в Свартскуге. Спустя год она действительно снимается с места. Он вправду близок к цели. Остается только раскрыть объятия.

«Телеграфировал: "Обстоятельства изменились. Вынужден отсоветовать выезд. Позже напишу"». Он не хочет принять Кисс! Советует ей не приезжать. Вот это поворот! Обстоятельства впрямь изменились.

Что же случилось?

Два с половиной месяца минуло с тех пор, как Руал Амундсен послал Кисс Беннетт прощальный привет и взял курс на Северный полюс: «Не забывай, что твой мальчуган до последнего вздоха всей душой любил тебя». Тем временем ему дарована новая жизнь.

Первые письма он принял с радостью и благодарностью. Невзирая на пережитые эпохальные события, полярник как будто бы очень быстро освоился с колченогими формами давних отношений. Только когда она заводит речь о выезде и полном воссоединении, он проявляет сдержанность. Только когда она заказывает билеты в Норвегию, он предупреждает о разрыве.

Ведь именно это он и делает. Два года спустя в письме Нильсу Гудде Руал Амундсен проливает свет на тогдашние события. Консул Гудде, долго живший в Азии, телеграфом прислал полярнику приглашение, вероятно в Лондон, которое тот, «увы», вынужден отклонить, «потому что с нашей последней встречи, когда мы провели вместе так много незабываемых дней, обстоятельства мало-помалу менялись и носят теперь иной характер». И начинается это все телеграммой из Свартскуга.

Разумеется, более чем вероятно, что Кисс и на сей раз едва ли захотела бы вырваться из крепких брачных уз. Но полярник уже успел пережить одно чудо, и, когда богиня вправду заказывает билеты, хотя бы и для краткого визита, иллюзии приобретают опасное сходство с реальностью.

Подобное уже бывало. Например, с Сигг Кастберг. Перед отплытием к Южному полюсу он на коленях умолял ее. Через два года, когда он еще сидел в Аргентине, она выехала ему навстречу. Слишком поздно. Она не приехала, когда он просил ее. С тех пор он оборвал все контакты. Для него имели важность две вещи: первой отказала она. И еще: он отступил ради нее. Отрекся из рыцарских побуждений.

Полярник нуждался в женщине, прежде нем отправиться в дорогу, она была для него движущей силой, вдохновляла его в великом испытании. В пору триумфа она лишняя. Сигг олицетворяла Южный полюс, Кисс — Северный. Долгими зимами полярник боролся за достижение своей цели. И вот подвиг свершен, он получил компенсацию. Следующим летом можно не замочив ног лететь на крыльях победы прямиком на Аляску.

Без малого тринадцать лет он играл «у нее под окном на мандолине». Когда же она делает первый шаг, собирается спуститься к нему, рыцарь бросает инструмент и мчится прочь на своем коне.

После телеграммы полярник отослал в Лондон письмо, где изложил свои резоны. Сделать такие выводы не составляло труда, ведь изначально она сама рассуждала подобным образом. Он наконец-то примирился с доводами, которые всегда служили основой ее отказов, а это узы супружества и — прежде всего — бережное отношение к сыновьям. Главное здесь — кто будет потерпевшим. В письме Нильсу Гудде он пишет: «Не стану утомлять тебя объяснениями, в чем заключаются эти перемены, скажу только, что всем сердцем о них сожалею».

Руал Амундсен не достиг Северного полюса. Но с самолета мог видеть его впереди. А посредством эхолотирования точно установил, что цель находилась на дне океана.

Вот так он покорил два своих полюса. И ради каждого из них завоевал благосклонность женщины. Но в пору победы отступал, ибо лишь тогда мог это сделать без ущерба для собственной гордости. В двойной кульминации преклонения и отречения он на вершине.

Руал Амундсен искал не счастья, но страдания. Точнее, искал не любви, но сочувствия.

Именно его он ценил превыше всего на свете.

Примечания

1. Амундсен Р. Полет до 88° северной широты / Пер. М. и М. Дьяконовых. Л., 1936 (Собр. соч. T. IV).

2. Умберто Нобиле (1885—1978) — итальянский дирижаблестроитель. Командир дирижабля «Норвегия» в экспедиции Руала Амундсена (1926), руководил итальянской экспедицией к Северному полюсу на дирижабле «Италия» (1928); в 1932—1936 гг. работал в СССР, затем в США, в 1945 г. вернулся в Италию.

3. Нелли Мельба (1861—1931) — знаменитая австралийская певица (колоратурное сопрано).

4. «Дом, милый дом» (англ.).

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
 
Яндекс.Метрика © 2024 Норвегия - страна на самом севере.