Столица: Осло
Территория: 385 186 км2
Население: 4 937 000 чел.
Язык: норвежский
История Норвегии
Норвегия сегодня
Эстланн (Østlandet)
Сёрланн (Sørlandet)
Вестланн (Vestandet)
Трёнделаг (Trøndelag)
Нур-Норге (Nord-Norge)
Туристу на заметку
Фотографии Норвегии
Библиотека
Ссылки
Статьи

Смерть как жертвоприношение. Путь в иной мир; погребальная ладья и жизнь под курганом

Араб, привычный к скромному и быстрому ритуалу погребения, принятому у мусульман, с изумлением описывал те многодневные действа, которые исполняли русы, прежде чем разжечь погребальный костер.

Ибн-Фадлану пришлось побывать на похоронах русского вождя, и он видел, как сначала все его имущество делится на трети, и одна из них идет его семье, другая — на шитье дорогих погребальных одеяний, третья же — на приготовление набиза, алкогольного напитка. Этот набиз русы пьют не переставая десять дней — до похорон, так что иные из них сами умирают от перепоя прямо с кубком в руке.

После смерти вождя, рассказывает ученый араб, семья обращается к своим девушкам и отрокам с роковым вопросом — кто из них хочет умереть вместе с господином. И когда находится тот, который скажет «да», ему нельзя уже передумать: за будущей жертвой неотступно следуют специально приставленные стражи, и ей остается только наряжаться самой, пить и ублажать себя вместе со всеми, кто принимает участие в погребальном пире.

Чаще всего за своим господином следуют девушки, и это неслучайно. Красивые девушки, на которых заглядывались арабские купцы, сопровождали дружины русов; они не только прислуживали своим господам во время их трапез, но были и их наложницами, но прежде всего — товаром, который ценился во много раз дороже, чем ворохи мехов, привозимых русами на восточные рынки. Участь рабыни на Востоке, конечно, не была страшнее смерти, но ведь русские девушки были язычницами и верили, что окажутся после смерти в «раю» вместе со своим господином, — недаром избранная жертва пила и веселилась, радуясь будущему.

Но вот наступил день похорон, и корабль умершего вытащили на берег, поместив на специальный деревянный помост. Умерший же покоился тем временем в вырытой в земле могиле, а с ним был набиз, какие-то плоды и лютня — думали, что он должен веселиться вместе со своими сородичами.

На корабле был устроен шалаш, убранный кумачовыми тканями, а потом туда же принесена скамья, покрытая стегаными матрацами и подушками из византийской парчи. Всем этим убранством и шитьем одеяний руководила старуха-богатырка, мрачная и здоровенная, она должна была убить девушку, согласную отправиться на тот свет — недаром ее именовали «ангел смерти». Конечно, «ангел смерти» — это арабская интерпретация прозвания старухи, но мы узнаем, на кого из персонажей скандинавской мифологии она походит более всего: это великанша Хель, воплощение смерти. И жрица из фантастического храма в Биармии со своими помощницами напоминает эту старуху, которой также помогали ее дочери.

Настал черед доставать умершего из временной могилы, и араб видел, как почернел труп от холода той страны. Умершего обрядили в парчовые одежды с золотыми застежками, соболью шапку и поместили в шалаш, подперев парчовыми подушками. Ему опять принесли набиз, и фрукты, и ароматические растения, а с ними — хлеб, мясо и лук: умерший продолжал пировать, как и живые.

Настал черед жертвоприношений, и первой принесли собаку, рассекли ее пополам и бросили в корабль. Потом принесли оружие умершего и положили рядом с ним. Затем привели двух лошадей и принялись гонять их вокруг ладьи; мы помним, что конские состязания устраивались и во время календарных действ, но конь и собака — обычные проводники на тот свет у многих народов. Поэтому и коней убили у погребальной ладьи, а мясо их бросили внутрь корабля. Затем настала очередь двух коров, а также курицы и петуха.

Тогда к погребальному кораблю собираются все родственники умершего — так же, как к ладье Бальдра собрались все асы, альвы и даже великаны. Они ставят вокруг свои шалаши и играют на сазах — лютнях. Девушка же, что согласилась быть убитой, в роскошном уборе ходит из шалаша в шалаш и там наслаждается любовью с родственниками умершего. При этом каждый из родичей просит ее передать умершему, что он совершил это из любви к нему.

Затем вновь убивают собаку и отрубают голову петуху, бросая ее по одну сторону корабля, а тело — по другую. Нам уже знаком этот ритуал: таинственная старуха, провожавшая героя Хаддинга на тот свет, перебросила петуха с отрубленной головой через некую стену, и он там ожил; приносимые у корабля руса жертвы должны были достичь того света и там ожить.

Наконец в пятницу, в день похорон, когда солнце стало клониться к закату, девушку подвели к подобию ворот, и русы трижды поднимали ее к этим воротам, чтобы она заглянула сквозь них, и та говорила что-то на своем языке. Любопытный араб спросил у переводчика о ее словах, и узнал, что девушке открылись видения иного мира. Первый раз она увидела своих отца и мать, второй — всех умерших родственников, наконец — своего господина. Он сидел в прекрасном саду, и с ним были его мужи и отроки — старшая и младшая дружина, он звал к себе девушку, и та велела вести ее к нему. Тогда она взяла курицу и также отрезала ей голову, швырнув за «ворота».

Мы знаем из скандинавских мифов, что за ворота вели в загробный мир, они назывались Вальгринд, и за ними была Вальхалла. Там и сидел со своей дружинои умершии рус, а вечнозеленое мировое древо, с которого текли медвяные потоки, могло и у араба вызвать ассоциации с райским садом. Вообще мусульманский рай был в чем-то близок чертогу Одина. Это тоже был воинский рай, в нем наслаждались, в первую очередь, праведники, павшие за веру Аллаха, и их услаждали вечно юные гурии, подобные валькириям Отца павших.

Но вот настало время отправляться к хозяину, и сопровождавшие девушку дочери «ангела смерти» повели ее на корабль. Та отдала два браслета страшной старухе, а два ножных кольца — своим спутницам. Русы подставили свои ладони, чтобы девушка взошла на погребальную ладью. Туда же пришли русские мужи со щитами и палками и подали девушке кубок с набизом. Та запела над кубком и выпила его, а переводчик сказал Ибн-Фадлану, что она прощается со своими подругами. Ей же поднесли другой кубок, она долго пела песню, чтобы оттянуть время, старуха же торопила ее войти в шалаш к своему господину.

Наконец старуха втолкнула девушку в палатку, и за ней последовали шесть родичей умершего. Там, прямо перед трупом, рассказывает изумленный араб, они осуществили свои права любви, а затем уложили девушку рядом с господином, держа ее за руки и за ноги. Тогда настал черед «ангела, смерти», и она затянула веревку на шее несчастной, велев двум мужам взять ее концы, сама же стала вонзать кинжал ей меж ребер. Тем временем другие мужи били палками о щиты, чтобы не слышно было предсмертных стонов и другие девушки не боялись стремиться за своими господами.

Приближался конец церемонии, и ближайший родственник умершего, раздевшись донага и пятясь задом к кораблю, зажег факелом все погребальное сооружение. Затем появились люди с вязанками дров, которые принялись разжигать костер, и все запылало — корабль, и умерший рус, и принесенная в жертву девушка. Тут налетел ветер, раздувший пламя, и соседний рус сказал переводчику пытливого араба: «Вы, арабы, глупы, ибо берете самого любимого вами человека и оставляете его в прахе, так что едят его насекомые и черви. Мы же сжигаем его, так что он немедленно входит в рай». И в подтверждение этого радостного события он рассмеялся чрезмерным смехом. Действительно, не прошло и часа, как все обратилось в золу и мельчайший пепел. И на месте этого кострища русы насыпали курган, а на вершине его установили деревянный столб, на котором написали имя умершего и имя царя русов.

Нас не удивляет чрезмерный смех, которым сопровождал участник похорон завершение ритуала. Этот смех в эпоху викингов означал не только достижение умершим рая, но и презрение к смерти. Легендарный датский викинг Рагнар Лодброк, согласно «Речам Краки» — погребальной песни «Ворона» перед смертью на поле боя уже видит дис — валькирий, посланных Одином: весело уходит он пить мед с асами на почетном сиденье и смехом встречает смерть!

Не удивляет и пьянство на похоронах — мы помним, что еще германцы были невоздержанны в потреблении пива, и даже один из Инглингов погиб, упав в пивной чан.

Непривычней для нас то, что пьяное веселье на похоронах перерастает в настоящую оргию, когда девушка вступает в любовную связь со всеми родичами умершего, которые, оказывается, таким образом намерены почтить покойного. Но таков весь образ жизни дружин русов; тот же Ибн-Фадлан с не меньшим изумлением рассказывает, что даже во время торговли рабынями русы не воздерживаются от любовных утех прямо на глазах купцов. «Девушки», сопровождавшие дружины руси не только в торговых, но и военных предприятиях, были настоящими «валькириями» — ведь они следовали за избранными ими хозяевами и на тот свет, в Вальхаллу, или к Фрейе, делившей с Одином воинов и девушек, умерших до замужества. Должно быть, сам мифологический образ валькирии восходит к этим девам, украшавшим своей любовью воинский быт еще в дружинах германцев.

Но смысл брачной оргии на похоронах не сводится к этим любовным усладам. Ведь брачный ритуал отправляли родичи умершего: смерть нарушала целостность рода, его нужно было восстановить. Силы и целостность рода восстанавливались во время описанного Ибн-Фадланом брачного пира на похоронах.

Арабские авторы свидетельствуют, что и у русов, и у славян существовал обычай самоубийства вдов на похоронах мужей, подобный индийскому сати. Один поучал в «Речах Высокого»: «Хвали жен на костре». Едва ли Высокий в своих вполне прагматических речах призывал прямо следовать этому дикому обычаю: скорее, этот носитель чисто мужской мудрости имеет ввиду те женские свойства, от которых женщины могут избавиться только после смерти. Сам Один и все боги пострадали из-за тщеславной болтливости Фригг — она поведала тайну Бальдра Локи.

Но и в сагах есть удивительная история о том, как прекратился обычай убивать жен на похоронах мужей. «Книга Плоского острова» рассказывает, как жена шведского конунга Эйрика Сигрид оставила его. Это был тот самый преданный Одину герой, который пообещал отправиться к богу через десять лет после дарованной ему победы. И знатная дама, чье имя подходило для настоящей валькирии, получившая прозвание Гордой, заявила, что не хочет последовать за ним в могилу. Она действительно пережила Эйрика и вышла замуж за датского конунга Свейна. О ее поступках еще не раз придется вспоминать — эта дама не уступала в решительности и гордости современным ей конунгам.

Но вернемся к смыслу самих погребальных действ. Ибн-Фадлан узнал, что русы считали недостойным оставлять человека в могиле на съедение червям. И это был не просто предрассудок — за этим убеждением стояла целая мифология.

В «Саге о Харальде Прекрасноволосом», знаменитом конунге из рода Инглингов, объединившем в первой трети X века Норвегию (бежавшими от него норвежцами была заселена Исландия), Снорри Стурлусон рассказывает об обычае, которого долго придерживались скандинавские конунги. Харальд ездил по всей стране по пирам (они назывались «вейцла»); это был не только праздник, сколько форма подати, — конунг с дружиной кормился так в подвластных землях. Но пришло время главного праздника середины зимы — йуля (теперь у скандинавов так называется Рождество), и конунг уже сел во главе стола, как вдруг явился некий человек, попросивший Харальда выйти к нему. Харальд разгневался было, но узнал, что это был некий финн по имени Сваей, которому конунг сам разрешил поселиться неподалеку. Он вышел к своему вассалу — и совершил ошибку. Мы знаем (в том числе из русской традиции), что новогодний праздник — святое и одновременно страшное время, время возобновления календарного цикла, когда открыты все миры, и нечистая сила выходит из преисподней. Это время гаданий и колдовства. Колдовством славились и финны, в том числе зазвавший к себе Харальда.

Харальд вошел к нему в дом, и конунга встретила красавица Снефрид, дочь Сваей, она, как и положено, поднесла конунгу кубок, полный меда. Как только Харальд выпел заговоренный напиток, он воспылал страстью к Снефрид, но Сваей потребовал, чтобы конунг обручился с финской красавицей.

Харальд женился на Снефрид и забыл с ней о своих владениях и обо всем, что престало конунгу. Она родила ему четверых сыновей, но затем умерла. Но и на смертном одре она была прекрасна, и румянец не оставил ее. В тоске конунг сидел три года у ее роскошного погребального ложа, напрасно ожидая, что она оживет. Люди боялись за его рассудок, и один из хитроумных дружинников посоветовал конунгу переменить подушки и драгоценные ткани, на которых покоилась умершая. Но как только ее подняли с ложа, страшный запах разложения распространился в покоях. Тогда, наконец, ее положили на погребальный костер, и тело красотки тут же посинело, и из него повыскакивали змеи, ящерицы, жабы и прочие гады.

Когда колдунья была сожжена, к Харальду вернулся разум, и он даже прогнал своих сыновей. Правда, потом конунг вернул неповинных детей, и в стране воцарился мир и были хорошие урожаи.

Рассказ саги о финской колдунье напоминает позднейшие рассказы о ведьмах и колдунах, которых надо было сжечь, чтобы уничтожить их вредоносную силу. Но эта вредоносная сила заключалась и в гадах, которые питались разлагающимся трупом. В мифе о происхождении карлов — не слишком дружественных богам существах — говорится, что они возникли из червей, размножившихся в теле убитого первого великана Имира. Но пожиравшие трупы чудовища преисподней — дракон Нидхёгг и прочие — были еще зловредней. Погребенные в земле — преисподней — мертвецы были их пищей и, значит, придавали им силы; те же мертвецы Хель, которая сама походила на разлагающийся труп, должны были стать союзниками чудовищ в день Гибели богов — сразиться с эйнхериями Вальхаллы.

Итак, на первый взгляд, обряд сожжения — очищения от умершего и разлагающегося тела — был обрядом небесного Асгарда, погребенные же в земле мертвецы должны были присоединиться к полчищам чудовищ.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
 
Яндекс.Метрика © 2024 Норвегия - страна на самом севере.