Зимовка в Готгобе

Скоро настал день, когда путешественникам пришлось с сожалением вспомнить о лодках, оставленных на восточном берегу: от фиорда Амералика нужно было плыть на юг до какого-нибудь удобного пункта, откуда можно было бы пешком отправиться в Готгоб. Но и здесь наши путники не растерялись: Свердруп и Балто взялись смастерить лодку из парусины, служившей полом в палатке; Нансен из веток, срезанных с кустов, сделал остов лодки, весла изготовили из бамбуковых тростей и раздвоенных веток, обернутых парусиной. В эту странную, весьма утлую скорлупку уселись Нансен с Свердрупом, захватив немного багажа. Они ехали не шевелясь, ибо каждое колебание могло опрокинуть «судно». И все же им удалось вполне благополучно 3 октября доехать в Новый Гернут, небольшой поселок около Готгоба. Среди множества эскимосских юрт возвышался небольшой дом европейского образца. Эскимосы очень дружелюбно помогли Нансену и Свердрупу причалить и вынести вещи на берег. Вдруг к группе эскимосов подошел молодой человек в европейском платье и с европейской наружностью. Он заговорил по-английски с заметным датским акцентом:

— Вы англичане?

Нансен, поняв, что ему английский язык более чужд, чем норвежский, сразу заговорил на своем родном языке.

— Нет, мы норвежцы.

— Как ваше имя?

— Мое имя — Нансен, а это капитан Свердруп. Мы прошли через ледники Гренландии.

Молодой человек радостно заулыбался и сказал:

На лодке вдоль берега Гренландии

— Ах, вот как, разрешите вас поздравить с докторской степенью.

Нансен расхохотался. Этот молодой человек прочел, очевидно, недавно в газетах о докторской степени, полученной Нансеном перед отъездом, и не нашел ничего лучше, как вспомнить об этом в такую торжественную минуту.

— Что докторская степень по сравнению с гренландскими ледниками... — все еще смеясь ответил Нансен и сразу перевел разговор на волнующую его тему: успеют ли они еще поймать корабль, идущий в Европу.

— К сожалению, — ответил молодой человек, — корабль отошел уже два месяца назад. Увидев вытянувшиеся лица Нансена и Свердрупа, он поспешил добавить:

— Правда, в более южной колонии Ивигтут стоит еще «Фокс», но и этот корабль отплывает в середине октября, вам на него не попасть.

Нет, Нансен не мог надеяться на этот корабль, тем более, что нужно было еще поехать за оставшимися товарищами.

В тот же день путешественники отправились в Готгоб. Туда уже успела дойти весть о них, и они были встречены пушечным салютом. Вся колония высыпала на улицу посмотреть на диковинных гостей.

Когда после первых приветствий Нансен и Свердруп очутились в европейском, доме директора колонии Готгоб, они прежде всего помылись. «Неописуемым наслаждением, — рассказывал потом Нансен, — было всунуть голову целиком в умывальник и устроить основательную головомойку, хотя до конца мы сразу отмыться не могли».

Из-за поднявшейся в тот же день бури за остальными путешественниками смогли отправиться только через несколько дней, и лишь 16 октября все члены этой замечательной экспедиции собрались в Готгобе. У них еще теплилась надежда на то, что можно будет уехать на родину. Но в первую минуту встречи ни они, ни Нансен не поднимали этого вопроса.

В первые же несколько дней члены экспедиции успели познакомиться и подружиться со всеми жителями Готгоба, особенно с эскимосами. Равна большую часть дня проводил в гостях у эскимосов. Он садился на скамейку и сидел, не говоря ни слова иногда целыми часами.

Было устроено празднество с танцами. Нансену до того понравились пестрые костюмы танцующих, их ритмичные быстрые движения, веселые лица, заразительный смех, что он записал у себя в дневнике: «Казалось, мы открыли вдруг, какие потоки радости и наслаждения содержит в себе жизнь. Нет, этот народ еще не разучился радоваться».

Таким образом, даже окончательно выяснившаяся невозможность уехать домой не слишком расстроила наших путешественников. К счастью, каяки с эскимосами, отправившиеся вдогонку кораблю «Фоксу», успели его нагнать и передать письма Нансена и Свердрупа об удачном переходе через Гренландию.

Зима для Нансена прошла в изучении быта и жизни эскимосов. Для того чтобы лучше познакомиться с ними и научиться их языку, он все время проводил с эскимосами, а последний месяц даже прожил с ними в одной из юрт, деля труды и заботы о пище. Главным своим приобретением Нансен считал то, что он научился плавать в каяке; это ему чрезвычайно пригодилось в его последующих путешествиях. За Нансеном потянулись и остальные товарищи, и все довольно скоро овладели этим трудным делом. Только Балто как следует выкупался, прежде чем научился. Его первое плавание вызвало веселый смех эскимосов и эскимосок, чьим вниманием он особенно дорожил.

Записи в дневнике Нансена во время его пребывания в Гренландии показывают, как насыщена и содержательна была там его жизнь. Он с огромным уважением говорит об эскимосах в вышедших после его путешествия труда «На лыжах через Гренландию» и «Жизнь эскимосов».

«Подчинение природы, — говорит он в одном месте своей книги, — вот великая задача человека. Северные народы выдвинуты на самые крайние аванпосты человечества в его постоянной борьбе с природой. Таким народом являются эскимосы — этот один из наиболее замечательных народов на свете. Он — живое красноречивое доказательство способности человека приноравливаться ко всяким условиям и размножаться на земле». Или в другом месте: «Как низко мы стоим в сравнении с ними и как могли бы они презирать нас, узнав какими гнусными бранными словами ругаются у нас даже в газетах. Сами они не бранятся вовсе: да это и мудрено было бы, так как в самом языке их нет этого рода слов, столь богато развитых в нашем».

К концу зимы Нансен имел множество друзей среди эскимосов; они привязались к нему и грустили о том, что придется расстаться.

Когда настал апрель, в Готгобе со дня на день начали ожидать появления корабля. Все члены экспедиции так привыкли к новой земле, что прежнее нетерпение вернуться на родину сменилось спокойным ожиданием. Так потихоньку дотянули до середины апреля. 15 числа меньше чем когда-либо они ожидали корабль: с самого утра погода была крайне неблагоприятной, свирепствовала сильная метель, и Свердруп вспоминал, как они проводили такие же дни на ледяной равнине Гренландии.

Нансен сидел в доме директора, завтракал и беседовал с доктором, вдруг он замолчал и прислушался.

— Вам не кажется, что с берега раздаются какие-то странные крики? — спросил он напряженно вглядываясь в окно.

Оба встали и подошли к окну. Крики раздавались все явственнее: «Амиар суит, амиар суит» разносилось по берегу. Нансен и доктор выскочили из комнаты и побежали на голоса. Только привыкшие к метелям глаза эскимосов могли различить через густую пелену снега черную тень. Это был корабль, который находился уже в бухте.

Вот когда стремление на родину охватило всех с небывалой силой. Нансен и все остальные члены экспедиции, даже неудачливый Балто, бросились к своим каякам и поплыли к кораблю. Едва только они ступили на палубу, на мачте был поднят норвежский флаг и раздался громовой салют в честь Нансена.

Немногим больше двух недель продолжались сборы. На прощание один из эскимосских друзей Нансена подарил ему тщательно сработанный, украшенный резьбой каяк и сказал:

— Теперь ты возвратишься в большой свет, откуда ты пришел к нам, ты встретишь там много нового и, вероятно, скоро забудешь нас, но все мы тебя никогда не забудем.

Нансен крепко пожал сильные руки эскимоса и ответил:

— Я никогда не забуду вас, друзей моих, как не забуду Гренландии, как не забуду Готгоба.

Через несколько лет Нансен назвал свой дом, в котором он поселился с молодой женой, Готгоб. Это слово означает «добрая надежда».

Меньше чем через месяц, 21 мая, корабль «Белый медведь», на котором ехали члены экспедиции, стал на якорь во внутреннем рейде Копенгагена. Письма Нансена и Свердрупа о благополучном переходе через Гренландию обошли за полгода перед этим весь мир, и вся Европа с нетерпением ожидала прибытия отважных путешественников. Целую неделю шли празднества в Копенгагене. Но настоящий триумф ждал их при въезде в Христианию: впереди плыл почетный авангард военных судов, за ними пароход с членами экспедиции, конвоируемый миноносками; кругом, словно стая присевших на воду чаек, шла целая флотилия пароходов, парусных лодок и лодочек. Всю дорогу гремела музыка, развевались флаги, пестрели цветы. Выдался чудесный день: тепло, свет, веселые краски окружили людей, только что вышедших из страны вечного льда. Когда они подплыли к самой пристани, их встретила громкими приветствиями большая толпа.

— Посмотри, как красиво, — сказал Нансен стоящему рядом Равна, — сколько людей!

— Да, красиво... — ответил задумчиво Равна и вдруг добавил: — но хорошо, если бы это было столько оленей.